сегодня играем так: рыба гниет с головы (с)
fb
Фандом: bts
Персонажи/пейринги: vmon [taehyung|namjoon]
8.02.| розовый | g!namв тот год намджун красит волосы в нежно-розовый, впервые примеряет юбку и говорит, что это круто.
тэхен давится соком, выплевывая на свою белую футболку желтыми расплывающимися пятнами, под безнадежный свист юнги и тихое пиздец, совсем башкой тронулся, а я-то думал, только ты на такое способен.
ким-который-в-юбке продолжает крутится перед носом, на полном серьезе уставившись на них сквозь псевдостекла очков, надув и без того полные губы.
ну точь в точь девчонка. уродливая, ломанная, тощая шлюха.
тэхен хуеет от этой картины, потому что образ брутального рэпера, ебаный свэг и все остальное в этом роде трещит по швам и бьется вдребезги, как стеклянный шар, и хочется удариться головой о стену. желательно, с разбега и чтоб напополам.
теперь все пидорские намеки и шуточки вроде хочу от тебя детей, ким тэхен, под пьяный туманный дурман и с раскрашенным подводкой лицом на спор, приобретали другой смысл. прямой и буквальный.
- да на тебя же не у одного нормального парня не встанет, - вновь подает голос юнги, кривя лицо от отвращения.
- найду. я бы тоже не стал с тобой трахаться, даже будучи нормальной бабой, придурок! - огрызается джун.
очередная банка пива летит в угол пропахшей сыростью и дешевым ванильным вайпом комнаты. тэхен отмалчивается, как партизан, пряча глаза под челкой и сильнее сводя колени так, чтобы джинсы шли складками.
это намджун ищет себя или тэхен теряет?
~
9.02.| веет | angst
это было необыкновенно - чувствовать чье-то тихое дыхание рядом. тэхен уже и забыл, когда намджун последний раз вот так вот вольно и непринужденно клал свою голову на плечо, засыпая на ходу под легкой опьяняющей пеленой снотворных.
только тэхен прятал маленькие белоснежные капсулы под подушкой, чтобы любоваться ночным небом, где яркие пуговки звезд, рассыпанные по всему покрывалу, заглядывали в приоткрытые створки окна.
больничные коридоры, всегда пустые и серые, тянулись вдоль, как тянутся рельсы и скользящие по ним вагоны, проходящих поездов. мгновением проносясь перед глазами.
как-то грустно на этой станции, где все поезда проходящие.
тэхен довольно улыбается. на душе расплывается сладким медом радость и то самое, когда наконец мечта сама в руки просится после долгих, нескончаемых попыток догнать ее ускользающую тень. он зарывается носом в теплом вороте свитера, связанного матерью и любезно притащившей его в редкие часы посещения.
(- вот, возьми. я и намджуну связала. ты говорил у него руки ледяные, пусть греется.
- спасибо, мам.)
у намджуна руки, и правда, всегда два дня до смерти, и, кажется, даже свитер не спасает.
- хен, побудь со мной немного дольше. этих нескольких месяцев слишком мало, - шепчет тэхен, целуя розовую макушку.
больничные стены молчат, внимая стонам умирающих, но почему-то плачут от счастья.
~
13.02.| карамельная девочка | joyигра изначальна была проигранной, потому что его карамельная девочка смотрела прямо в душу.
это тэхен приводит свою странную джой с холодным бледным взглядом, всегда подернутым печалью, даже когда та улыбается над дурацкими кривляниями ви. ее бежевые волосы, алея в свете ночных ламп, вьются по плечам, стекая на грудь сладким сиропом, а безжизненная статика бледного лица лоснится белым сахаром на щеках.
она - чужая здесь. среди андеграундной тусовки, преющей темноты стен и терпкого запаха пота вкупе с никотиновым спиртом углов.
это его карамельная девочка, которая видит намджуна насквозь. заказывает разноцветные пончики с молоком, в то время как остальные выбирают между спрайтом и водкой. прячет опухшие от слез глаза за волосами, но продолжает смотреть на намджуна понимающе и с тихой, таящейся в глубине болью.
ее зовут джой, но она, кажется, самый печальный человек, которого намджун знает. он разделяет свою боль вместе с ней, разваливаясь на куски внутри, и часто курит в коридорах, пытаясь затушить с каждым днем все нарастающую блядскую любовь.
намджун ненавидит свою безответную привязанность к тэхену, и она знает об этом.
джой всегда садится напротив. тэхен - рядом. она касается его рук, кладет голову на плечо, закрывая глаза(печаль просачивается сквозь ресницы), робко и нежно улыбается, ломая намджуну ребра.
случайно - намеренно.
нечаянно - назло.
просто чтобы кому-то было больнее, чем ей.
- я не отдам его тебе, - говорит она однажды у черного входа в клуб, натягивая тонкую джинсу на острые, голые плечи. намджун выдыхает легкие в сизый дым, расколупывая ногтями запекшийся порез на щеке. - мне нравится смотреть, как ты страдаешь.
карамельная девочка тэхена оказывается горькой внутри.
~
13.02.| одиночество лжет | angstесли бы я был снегом, я бы смог вскоре достичь тебя. (с)
снег прожигает кожу острым ледяным контактом.
ложится на дрожащие ресницы, оседая белыми хлопьями перед глазами, как засветы на старом пленочном поляроиде. тэхен щурится, наблюдая дисперсию света на бледном зимнем небе, растянувшимся пленочной тонкой эмалью над головой и впитывающим в себя кислород, делает шаг вперед.
это он первый ложится на рельсы.
отчаянно. уверенно. прислушиваясь к грохоту и визгу колес приближающегося поезда.
гудок разрезает воздушную колыбель резким всхлипом, перебивая струны расстроенной гитары.
это тэхен первый ложится на рельсы, подбирая осколки разбитых надежд, прижимаясь коленями к белоснежной промерзлой земле. пальцы мерзнут в первую очередь, касаясь стылого металла, так что не чувствуешь их совсем, словно и нет. теряешься по частям в обжигающих объятиях зимы, растворяешься в морозном утреннем воздухе миражом.
а намджун говорил, что умирать страшно.
~
люди разрушают их, но тэхен обещает себе, что не сдастся, потому что намджун смотрит жалобно и отчаянно-печально (так, как никогда), садясь в пустой вагон транзитным пассажиром. на его станции, наверное, нет стоянки.
- я вернусь. не делай глупостей, - тэхен уверенно кивает.
перрон наполняется провожающими, машущими в окна и открывающими онемевшие губы, подобно холодным скользким рыбам. сквозь стекло не слышно их слов.
в плечо толкают, тихо извиняясь, проходят мимо. поезд медленно трогается, набирая скорость. тэхен улавливает легкую тень фигуры джуна, быстро выводящего на стекле иероглифы (опять что-то забыл), и бежит вслед уходящему поезду, спотыкаясь о собственные ноги и стирая с щек внезапно возникшие слезы, замерзающие на ходу.
словно осознавая быстроту уходящего времени.
намджун ведь не вернется, да?
воспоминания остаются у дверей прачечной, где в мерно гудящем барабане стирается грязь их порочной любви.
это люди их перестирывают до слепящей белизны своихпсевдоидеальных жизней.
~
- моя мать сказала, что ненавидит меня, - тэхен откидывается на спину скамьи и давится леденцами. немного странный парень, представившийся джином, с девчачьим лицом, туманом в глазах и длинной шеей, блещет голубым узором свитера на спине, звякая монетками, сжираемыми стиралкой. - потому что я трахаю парня и обкусываю губы. забавно.
- она просто не понимает. не будь так строг, - улыбается джин. - обычным людям свойственно заблуждаться.
- а тебя что сюда привело? кроме, конечно, грязной одежды.
парень жмет плечами.
- не знаю. наверное, одиночество.
~
нахлынувшая тоска топит в своих перламутровых волнах. с каждым днем все сильнее проникая под кожу, оседает кристальной пылью на притихшей эмбрионной душе.
это тэхен первый ложится на рельсы, когда намджун перестает отвечать на звонки, а джин растворяется в пространстве, оставляя у выхода одинокие белые кроссовки.
-я скучаю, хен. когда уже наступит весна?
~
14.02.| король | namkookчонгуку нравится быть королем.
в темноте радужки отблески золота короны и спадающий с плеч бардовый бархат тоже нравится. среди болотно-зеленой белизны немых колонн прижиматься горячей обнаженной спиной к холодному мрамору пола, в одиночестве внимать стуку собственного сердца и тихого дыхания, считать пульс, отдающийся в горле - нравится.
нравится лишать жизни и миловать, распоряжаться судьбами людей, как игрушками на детском утреннике.
пытаться создать собственный мир из плетеных кружевных мечтаний и розового неба снов, в котором преступно красивый архивариус, облаченный в бурый мешковатый плащ, любит своего короля и, каждую ночь приходя в его покои, позволяет стянуть с себя грубую ткань и прикоснуться к оливковой коже.
чонгуку нравится любить намджуна. до безумной щедрости, до робкого восхищения, до мальчишечьего спесивого благородства.
но намджун говорит, что у него уже есть свой король.
~
16.02.| сукины дети | run"я люблю задницу ким намджуна!" - красным баллончиком выходит тэхен на проржавевшей двери гаража где-то на окраинах и жирное трехслойное сердечко рядом, чтоб заметней было.
вокруг ни души. спальные районы молчат, только вдалеке слышен мерный стук колес, проезжающих электричек, и смачный звук обсасываемого намджуном чупа-чупса, по-блядски растянутый и громкий. лучше б стонал так, сука.
здесь редко кто-то бывает так поздно, но происки местной шпаны и прямая связь с автобаном делают местность популярной для патрульных, выискивающими своими лопающимися от света, рыбными глазами в темноте шорохи.
- а неплохо вышло, - говорит тэхен.
намджун легко отталкивается лопатками от кирпичной стены, медленно переводя взгляд на ярко красующееся признание, и усмехается. потом вытаскивает леденец изо рта, еще раз обводя его губами, словно специально, издеваясь.
- подпишись еще. чтоб все знали, что мы педики, - и получает слабый тычок под ребра.
визг сирены и слепящий глаза свет совсем рядом выскочившей машины заставляют вздрогнуть от неожиданности и блять, копы! валим, схватив рюкзак с баллончиками, сломя голову нестись по дорожным переходам, не разбирая дороги.
слышать шорохи шин под мостом и за спиной грубое: держи их! ублюдков.
они пробегают несколько кварталов, когда ноги начинают слабо ныть, а патрульные не отстают. прицепились, хуже репейника. тэхен на бегу закидывает рюкзак на спину под звон ударяющейся об асфальт краски (уже не так важно) и, хватая джуна за локоть тянет за угол.
- давай на пристань.
через еще пару поворотов и угловатых улочек озаренная мягким желтым светом уличных фонарей, играющих на темной воде, под стук ударяющихся кормой друг о друга лодок выплывает пристань. пирсовые, вымоченные доски скрипят под ногами, а в нос ударяет соль, тянущая с моря.
тэхен понимает, что все еще тащит намджуна за руку, когда тот начинает грязно ругаться, врезаясь в тэхенову спину.
всклоченный, взмокший, а в глазах черти пляшут. лукаво.
прятатся приходится под пирсом.
по колено в воде, среди покрытых тиной, прогнивающих свай, прижимая к себе намджуна и закрывая ладонью рот, чтобы не вырвались глупые смешки, когда над головой затопали две пары ног, недоуменно выстукивая чечетку.
- черт, удрали! удрали, ублюдки!
- утопится не могли же. здесь где-то поблизости.
- да черт с ними. итак, вся смена - дерьмо.
намджун горячо дышит в шею, трется о колено, сводя с ума, и тэхен ловит губами его стон под звук удаляющихся шагов.
- сукины дети. в следующий раз точно поймаем.
~
18.02.| разбуди меня | angstразбуди меня, когда будешь уходить.
когда чонгук будет писать "я люблю тебя" на щеке, а ты - ревновать.
я изначально знал, что вечеринка будет провальной, но все равно купил торт и написал чону "приходи".
разбуди меня, когда под утро вернусь домой, проторчав всю ночь в студии.
все мои песни о тебе. слишком сопливые для парня и сквозь розовую призму.
и мысли тоже.
выплюнь грубое шлюха и скажи, что трахаться с юнги лучше, потому что я действительно трахаюсь с юнги, выстанывая твое имя, под его и за что чонгук тебя только любит?
может, тогда тебе станет легче?
разбуди, когда ночью захочешь перерезать мне горло бутылочным горлышком, но не найдешь в себе силы.
я буду держать твою руку, осторожно распарывая тонкую кожу над кадыком. тепло твоих руку станет горячим, мокрым, скользким, когда кровь зальет пальцы, и умирать уже будет не страшно.
и, когда копы приедут, я не скажу им, кто меня убил.
разбуди меня, когда потеряешься в беспросветной темноте ада, блуждая по его бесконечным улицам. и я, как нильсен, буду искать тебя, куда бы черепа дорог не завели.
я вытащу тебя, пока твои демоны режут чашки, сидя за столом в объятиях своих алис.
разбуди меня, когда соберешься уходить.
кажется, я спал слишком долго.
~
27.02.| в омеласе нет дождей | sdкогда тэхену исполняется двенадцать, мать говорит, что процветание их города и счастье жителей зависит лишь от страданий какого-то ребенка, живущего в душной каморке. тогда, несильно понимающий, беззаботный мальчишка, он не думает, что это действительно значит что-то важное, но в его глазах рассыпается в пепел мировоззрение. не сформированное до конца, но убежденное в отсутствии условий для счастья и верящее в то, что все люди так же счастливы и беззаботны, как и он.
в тот же день тэхен впервые встречает намджуна на одной из улиц омеласа. тот не на много старше его самого, с фиолетовой копной волос и довольной улыбкой, проходит мимо, искря глазами.
знает ли он о том ребенке? - думает тэхен, смотря вслед.
намджун напоминает ему гиацинт - цветок дождя.
но в омеласе никогда не бывает дождей.
в следующий раз они встречаются в переулке. намджун - один из тех обнаженных красавчиков, предлагающих себя любому желающему, все так же солнечно улыбается, зазывающе стреляя глазами-щелками.
солнечные лучи путаются в фиолете волос, и оседают на коже густым оливковым туманом.
намджуна нельзя любить. только понарошку, временно и если у тебя зеркало венеры в генах. но тэхену кажется, что он уже влюблен.
они знакомятся случайно. намджун просто замечает его взгляд в толпе, подходя, легко касается запястья и произносит:
- разве мы не встречались раньше? - глубоким замшевым голосом, совсем не таким, какой обычно встречаешь у красавчиков в переулках, и тэхен даже теряется на минуту, словно вылетая из реальности в свой глубинный космос.
в тот день они впервые нарушают правила омеласа, отдаваясь любви без пресловутого венериного зеркальца, и тэхен чувствует себя по-настоящему счастливым, надевая на голову намджуна венок из белоснежных ромашек как символ принадлежности.
мой, только мой.
в двадцать лет тэхен вспоминает слова матери и спускается в подвал, чтобы посмотреть на ребенка. темнота разъедает глаза, но он отчаянно всматривается в глубь крохотного помещения, испытывая отвращение вкупе с жалостью и виною.
порыв зайти внутрь пресекается строгим жестом чужой руки и грубым толчком в плечо: нельзя!
детский мир тэхена окончательно вымывает черной мазутной волной отчаянья, опустошая до самого дна.
тэхен находит намджуна в толпе празднующих, вырывая из объятий ослепляюще-желтой людской полыньи, отводит в сторону так, чтобы не заметили, и впивается в губы опаляющим горечью поцелуем. окунается в омут и задыхается.
- давай уйдем из омеласа, - умоляюще просит он и тянет в сторону городских ворот. тэхену неважно куда идти. лишь бы отсюда и с намджуном.
обязательно с намджуном.
тот молчит с минуту, а потом вдруг обнимает, прижимаясь всем телом, ломаясь в грудном позвоночнике. обнаженная кожа лоснится на солнце, ромашки съезжают на глаза, касаясь лепестками ресниц.
утром за городскими воротами тэхен впервые ощущает холодные дождевые капли на щеках, сжимая чужие пальцы, пока омелас просыпается в пустой постели.
~
28.02.| пепел | ineedu & namgiюнги узнает о взрыве на заправке даже раньше, чем новостные сводки газет, когда, вернувшись домой после отходняка в баре за углом, обнаруживает знакомую незваную фигуру.
намджун сидит в углу, с почерневшими от сажи волосами (совсем как в школе), с вздутыми на шее, локтях, бедрах волдырями, в приглушенной темноте отливающими бурым, и потухшими выжженными глазами. смотрит из-за подтянутых к груди коленей, тоскливо и стеклянно, что прошибает до костей холодом.
юнги пьян и, кажется, рад гостям, хотя в глубине души ненавидит намджуна.
в комнате как всегда темно, пыльно и грязно, так же как и в его душе. серые простыни, тяжелый прокуренный воздух, проеденный молью торшер - единственный источник света, и проржавевший радиатор. все то, что глушит чувства в груди под толстым слоем собственной кожи, пеплом оседающей вокруг.
юнги стягивает на ходу ботинки и плюхается на кровать, ищет в темноте пустые глаза намджуна, словно приговоренный - жалость в толпе.
- что? что ты смотришь? - выплевывает он, чувствуя подступающую к горлу тошноту. попавшаяся под руку стеклянная пепельница, разрезая воздух, ударяется о стену, разбивается вдребезги, но намджун даже не вздрагивает, продолжая тенью следить за происходящим.
намджун мертв - юнги знает - это тот другой должен страдать. тот другой должен смотреть на трупные пятна того, которого вчера трахал, получая удовольствие, тот другой должен, корчась на полу, выворачивать желудок горькой хмельной желчью под противную скользь соленой воды на щеках и выть от грудной, режущей боли.
тот другой - не юнги.
глухое ненавижу застревает поперек глотки рыбной костью, когда намджун рассыпается на атомы, вновь оставляя гнетущее одиночество.
~
Фандом: bts
Персонажи/пейринги: vmon [taehyung|namjoon]
8.02.| розовый | g!namв тот год намджун красит волосы в нежно-розовый, впервые примеряет юбку и говорит, что это круто.
тэхен давится соком, выплевывая на свою белую футболку желтыми расплывающимися пятнами, под безнадежный свист юнги и тихое пиздец, совсем башкой тронулся, а я-то думал, только ты на такое способен.
ким-который-в-юбке продолжает крутится перед носом, на полном серьезе уставившись на них сквозь псевдостекла очков, надув и без того полные губы.
ну точь в точь девчонка. уродливая, ломанная, тощая шлюха.
тэхен хуеет от этой картины, потому что образ брутального рэпера, ебаный свэг и все остальное в этом роде трещит по швам и бьется вдребезги, как стеклянный шар, и хочется удариться головой о стену. желательно, с разбега и чтоб напополам.
теперь все пидорские намеки и шуточки вроде хочу от тебя детей, ким тэхен, под пьяный туманный дурман и с раскрашенным подводкой лицом на спор, приобретали другой смысл. прямой и буквальный.
- да на тебя же не у одного нормального парня не встанет, - вновь подает голос юнги, кривя лицо от отвращения.
- найду. я бы тоже не стал с тобой трахаться, даже будучи нормальной бабой, придурок! - огрызается джун.
очередная банка пива летит в угол пропахшей сыростью и дешевым ванильным вайпом комнаты. тэхен отмалчивается, как партизан, пряча глаза под челкой и сильнее сводя колени так, чтобы джинсы шли складками.
это намджун ищет себя или тэхен теряет?
~
9.02.| веет | angst
это было необыкновенно - чувствовать чье-то тихое дыхание рядом. тэхен уже и забыл, когда намджун последний раз вот так вот вольно и непринужденно клал свою голову на плечо, засыпая на ходу под легкой опьяняющей пеленой снотворных.
только тэхен прятал маленькие белоснежные капсулы под подушкой, чтобы любоваться ночным небом, где яркие пуговки звезд, рассыпанные по всему покрывалу, заглядывали в приоткрытые створки окна.
больничные коридоры, всегда пустые и серые, тянулись вдоль, как тянутся рельсы и скользящие по ним вагоны, проходящих поездов. мгновением проносясь перед глазами.
как-то грустно на этой станции, где все поезда проходящие.
тэхен довольно улыбается. на душе расплывается сладким медом радость и то самое, когда наконец мечта сама в руки просится после долгих, нескончаемых попыток догнать ее ускользающую тень. он зарывается носом в теплом вороте свитера, связанного матерью и любезно притащившей его в редкие часы посещения.
(- вот, возьми. я и намджуну связала. ты говорил у него руки ледяные, пусть греется.
- спасибо, мам.)
у намджуна руки, и правда, всегда два дня до смерти, и, кажется, даже свитер не спасает.
- хен, побудь со мной немного дольше. этих нескольких месяцев слишком мало, - шепчет тэхен, целуя розовую макушку.
больничные стены молчат, внимая стонам умирающих, но почему-то плачут от счастья.
~
13.02.| карамельная девочка | joyигра изначальна была проигранной, потому что его карамельная девочка смотрела прямо в душу.
это тэхен приводит свою странную джой с холодным бледным взглядом, всегда подернутым печалью, даже когда та улыбается над дурацкими кривляниями ви. ее бежевые волосы, алея в свете ночных ламп, вьются по плечам, стекая на грудь сладким сиропом, а безжизненная статика бледного лица лоснится белым сахаром на щеках.
она - чужая здесь. среди андеграундной тусовки, преющей темноты стен и терпкого запаха пота вкупе с никотиновым спиртом углов.
это его карамельная девочка, которая видит намджуна насквозь. заказывает разноцветные пончики с молоком, в то время как остальные выбирают между спрайтом и водкой. прячет опухшие от слез глаза за волосами, но продолжает смотреть на намджуна понимающе и с тихой, таящейся в глубине болью.
ее зовут джой, но она, кажется, самый печальный человек, которого намджун знает. он разделяет свою боль вместе с ней, разваливаясь на куски внутри, и часто курит в коридорах, пытаясь затушить с каждым днем все нарастающую блядскую любовь.
намджун ненавидит свою безответную привязанность к тэхену, и она знает об этом.
джой всегда садится напротив. тэхен - рядом. она касается его рук, кладет голову на плечо, закрывая глаза(печаль просачивается сквозь ресницы), робко и нежно улыбается, ломая намджуну ребра.
случайно - намеренно.
нечаянно - назло.
просто чтобы кому-то было больнее, чем ей.
- я не отдам его тебе, - говорит она однажды у черного входа в клуб, натягивая тонкую джинсу на острые, голые плечи. намджун выдыхает легкие в сизый дым, расколупывая ногтями запекшийся порез на щеке. - мне нравится смотреть, как ты страдаешь.
карамельная девочка тэхена оказывается горькой внутри.
~
13.02.| одиночество лжет | angstесли бы я был снегом, я бы смог вскоре достичь тебя. (с)
снег прожигает кожу острым ледяным контактом.
ложится на дрожащие ресницы, оседая белыми хлопьями перед глазами, как засветы на старом пленочном поляроиде. тэхен щурится, наблюдая дисперсию света на бледном зимнем небе, растянувшимся пленочной тонкой эмалью над головой и впитывающим в себя кислород, делает шаг вперед.
это он первый ложится на рельсы.
отчаянно. уверенно. прислушиваясь к грохоту и визгу колес приближающегося поезда.
гудок разрезает воздушную колыбель резким всхлипом, перебивая струны расстроенной гитары.
это тэхен первый ложится на рельсы, подбирая осколки разбитых надежд, прижимаясь коленями к белоснежной промерзлой земле. пальцы мерзнут в первую очередь, касаясь стылого металла, так что не чувствуешь их совсем, словно и нет. теряешься по частям в обжигающих объятиях зимы, растворяешься в морозном утреннем воздухе миражом.
а намджун говорил, что умирать страшно.
~
люди разрушают их, но тэхен обещает себе, что не сдастся, потому что намджун смотрит жалобно и отчаянно-печально (так, как никогда), садясь в пустой вагон транзитным пассажиром. на его станции, наверное, нет стоянки.
- я вернусь. не делай глупостей, - тэхен уверенно кивает.
перрон наполняется провожающими, машущими в окна и открывающими онемевшие губы, подобно холодным скользким рыбам. сквозь стекло не слышно их слов.
в плечо толкают, тихо извиняясь, проходят мимо. поезд медленно трогается, набирая скорость. тэхен улавливает легкую тень фигуры джуна, быстро выводящего на стекле иероглифы (опять что-то забыл), и бежит вслед уходящему поезду, спотыкаясь о собственные ноги и стирая с щек внезапно возникшие слезы, замерзающие на ходу.
словно осознавая быстроту уходящего времени.
намджун ведь не вернется, да?
воспоминания остаются у дверей прачечной, где в мерно гудящем барабане стирается грязь их порочной любви.
это люди их перестирывают до слепящей белизны своих
~
- моя мать сказала, что ненавидит меня, - тэхен откидывается на спину скамьи и давится леденцами. немного странный парень, представившийся джином, с девчачьим лицом, туманом в глазах и длинной шеей, блещет голубым узором свитера на спине, звякая монетками, сжираемыми стиралкой. - потому что я трахаю парня и обкусываю губы. забавно.
- она просто не понимает. не будь так строг, - улыбается джин. - обычным людям свойственно заблуждаться.
- а тебя что сюда привело? кроме, конечно, грязной одежды.
парень жмет плечами.
- не знаю. наверное, одиночество.
~
нахлынувшая тоска топит в своих перламутровых волнах. с каждым днем все сильнее проникая под кожу, оседает кристальной пылью на притихшей эмбрионной душе.
это тэхен первый ложится на рельсы, когда намджун перестает отвечать на звонки, а джин растворяется в пространстве, оставляя у выхода одинокие белые кроссовки.
-я скучаю, хен. когда уже наступит весна?
~
14.02.| король | namkookчонгуку нравится быть королем.
в темноте радужки отблески золота короны и спадающий с плеч бардовый бархат тоже нравится. среди болотно-зеленой белизны немых колонн прижиматься горячей обнаженной спиной к холодному мрамору пола, в одиночестве внимать стуку собственного сердца и тихого дыхания, считать пульс, отдающийся в горле - нравится.
нравится лишать жизни и миловать, распоряжаться судьбами людей, как игрушками на детском утреннике.
пытаться создать собственный мир из плетеных кружевных мечтаний и розового неба снов, в котором преступно красивый архивариус, облаченный в бурый мешковатый плащ, любит своего короля и, каждую ночь приходя в его покои, позволяет стянуть с себя грубую ткань и прикоснуться к оливковой коже.
чонгуку нравится любить намджуна. до безумной щедрости, до робкого восхищения, до мальчишечьего спесивого благородства.
но намджун говорит, что у него уже есть свой король.
~
16.02.| сукины дети | run"я люблю задницу ким намджуна!" - красным баллончиком выходит тэхен на проржавевшей двери гаража где-то на окраинах и жирное трехслойное сердечко рядом, чтоб заметней было.
вокруг ни души. спальные районы молчат, только вдалеке слышен мерный стук колес, проезжающих электричек, и смачный звук обсасываемого намджуном чупа-чупса, по-блядски растянутый и громкий. лучше б стонал так, сука.
здесь редко кто-то бывает так поздно, но происки местной шпаны и прямая связь с автобаном делают местность популярной для патрульных, выискивающими своими лопающимися от света, рыбными глазами в темноте шорохи.
- а неплохо вышло, - говорит тэхен.
намджун легко отталкивается лопатками от кирпичной стены, медленно переводя взгляд на ярко красующееся признание, и усмехается. потом вытаскивает леденец изо рта, еще раз обводя его губами, словно специально, издеваясь.
- подпишись еще. чтоб все знали, что мы педики, - и получает слабый тычок под ребра.
визг сирены и слепящий глаза свет совсем рядом выскочившей машины заставляют вздрогнуть от неожиданности и блять, копы! валим, схватив рюкзак с баллончиками, сломя голову нестись по дорожным переходам, не разбирая дороги.
слышать шорохи шин под мостом и за спиной грубое: держи их! ублюдков.
они пробегают несколько кварталов, когда ноги начинают слабо ныть, а патрульные не отстают. прицепились, хуже репейника. тэхен на бегу закидывает рюкзак на спину под звон ударяющейся об асфальт краски (уже не так важно) и, хватая джуна за локоть тянет за угол.
- давай на пристань.
через еще пару поворотов и угловатых улочек озаренная мягким желтым светом уличных фонарей, играющих на темной воде, под стук ударяющихся кормой друг о друга лодок выплывает пристань. пирсовые, вымоченные доски скрипят под ногами, а в нос ударяет соль, тянущая с моря.
тэхен понимает, что все еще тащит намджуна за руку, когда тот начинает грязно ругаться, врезаясь в тэхенову спину.
всклоченный, взмокший, а в глазах черти пляшут. лукаво.
прятатся приходится под пирсом.
по колено в воде, среди покрытых тиной, прогнивающих свай, прижимая к себе намджуна и закрывая ладонью рот, чтобы не вырвались глупые смешки, когда над головой затопали две пары ног, недоуменно выстукивая чечетку.
- черт, удрали! удрали, ублюдки!
- утопится не могли же. здесь где-то поблизости.
- да черт с ними. итак, вся смена - дерьмо.
намджун горячо дышит в шею, трется о колено, сводя с ума, и тэхен ловит губами его стон под звук удаляющихся шагов.
- сукины дети. в следующий раз точно поймаем.
~
18.02.| разбуди меня | angstразбуди меня, когда будешь уходить.
когда чонгук будет писать "я люблю тебя" на щеке, а ты - ревновать.
я изначально знал, что вечеринка будет провальной, но все равно купил торт и написал чону "приходи".
разбуди меня, когда под утро вернусь домой, проторчав всю ночь в студии.
все мои песни о тебе. слишком сопливые для парня и сквозь розовую призму.
и мысли тоже.
выплюнь грубое шлюха и скажи, что трахаться с юнги лучше, потому что я действительно трахаюсь с юнги, выстанывая твое имя, под его и за что чонгук тебя только любит?
может, тогда тебе станет легче?
разбуди, когда ночью захочешь перерезать мне горло бутылочным горлышком, но не найдешь в себе силы.
я буду держать твою руку, осторожно распарывая тонкую кожу над кадыком. тепло твоих руку станет горячим, мокрым, скользким, когда кровь зальет пальцы, и умирать уже будет не страшно.
и, когда копы приедут, я не скажу им, кто меня убил.
разбуди меня, когда потеряешься в беспросветной темноте ада, блуждая по его бесконечным улицам. и я, как нильсен, буду искать тебя, куда бы черепа дорог не завели.
я вытащу тебя, пока твои демоны режут чашки, сидя за столом в объятиях своих алис.
разбуди меня, когда соберешься уходить.
кажется, я спал слишком долго.
~
27.02.| в омеласе нет дождей | sdкогда тэхену исполняется двенадцать, мать говорит, что процветание их города и счастье жителей зависит лишь от страданий какого-то ребенка, живущего в душной каморке. тогда, несильно понимающий, беззаботный мальчишка, он не думает, что это действительно значит что-то важное, но в его глазах рассыпается в пепел мировоззрение. не сформированное до конца, но убежденное в отсутствии условий для счастья и верящее в то, что все люди так же счастливы и беззаботны, как и он.
в тот же день тэхен впервые встречает намджуна на одной из улиц омеласа. тот не на много старше его самого, с фиолетовой копной волос и довольной улыбкой, проходит мимо, искря глазами.
знает ли он о том ребенке? - думает тэхен, смотря вслед.
намджун напоминает ему гиацинт - цветок дождя.
но в омеласе никогда не бывает дождей.
в следующий раз они встречаются в переулке. намджун - один из тех обнаженных красавчиков, предлагающих себя любому желающему, все так же солнечно улыбается, зазывающе стреляя глазами-щелками.
солнечные лучи путаются в фиолете волос, и оседают на коже густым оливковым туманом.
намджуна нельзя любить. только понарошку, временно и если у тебя зеркало венеры в генах. но тэхену кажется, что он уже влюблен.
они знакомятся случайно. намджун просто замечает его взгляд в толпе, подходя, легко касается запястья и произносит:
- разве мы не встречались раньше? - глубоким замшевым голосом, совсем не таким, какой обычно встречаешь у красавчиков в переулках, и тэхен даже теряется на минуту, словно вылетая из реальности в свой глубинный космос.
в тот день они впервые нарушают правила омеласа, отдаваясь любви без пресловутого венериного зеркальца, и тэхен чувствует себя по-настоящему счастливым, надевая на голову намджуна венок из белоснежных ромашек как символ принадлежности.
мой, только мой.
в двадцать лет тэхен вспоминает слова матери и спускается в подвал, чтобы посмотреть на ребенка. темнота разъедает глаза, но он отчаянно всматривается в глубь крохотного помещения, испытывая отвращение вкупе с жалостью и виною.
порыв зайти внутрь пресекается строгим жестом чужой руки и грубым толчком в плечо: нельзя!
детский мир тэхена окончательно вымывает черной мазутной волной отчаянья, опустошая до самого дна.
тэхен находит намджуна в толпе празднующих, вырывая из объятий ослепляюще-желтой людской полыньи, отводит в сторону так, чтобы не заметили, и впивается в губы опаляющим горечью поцелуем. окунается в омут и задыхается.
- давай уйдем из омеласа, - умоляюще просит он и тянет в сторону городских ворот. тэхену неважно куда идти. лишь бы отсюда и с намджуном.
обязательно с намджуном.
тот молчит с минуту, а потом вдруг обнимает, прижимаясь всем телом, ломаясь в грудном позвоночнике. обнаженная кожа лоснится на солнце, ромашки съезжают на глаза, касаясь лепестками ресниц.
утром за городскими воротами тэхен впервые ощущает холодные дождевые капли на щеках, сжимая чужие пальцы, пока омелас просыпается в пустой постели.
~
28.02.| пепел | ineedu & namgiюнги узнает о взрыве на заправке даже раньше, чем новостные сводки газет, когда, вернувшись домой после отходняка в баре за углом, обнаруживает знакомую незваную фигуру.
намджун сидит в углу, с почерневшими от сажи волосами (совсем как в школе), с вздутыми на шее, локтях, бедрах волдырями, в приглушенной темноте отливающими бурым, и потухшими выжженными глазами. смотрит из-за подтянутых к груди коленей, тоскливо и стеклянно, что прошибает до костей холодом.
юнги пьян и, кажется, рад гостям, хотя в глубине души ненавидит намджуна.
в комнате как всегда темно, пыльно и грязно, так же как и в его душе. серые простыни, тяжелый прокуренный воздух, проеденный молью торшер - единственный источник света, и проржавевший радиатор. все то, что глушит чувства в груди под толстым слоем собственной кожи, пеплом оседающей вокруг.
юнги стягивает на ходу ботинки и плюхается на кровать, ищет в темноте пустые глаза намджуна, словно приговоренный - жалость в толпе.
- что? что ты смотришь? - выплевывает он, чувствуя подступающую к горлу тошноту. попавшаяся под руку стеклянная пепельница, разрезая воздух, ударяется о стену, разбивается вдребезги, но намджун даже не вздрагивает, продолжая тенью следить за происходящим.
намджун мертв - юнги знает - это тот другой должен страдать. тот другой должен смотреть на трупные пятна того, которого вчера трахал, получая удовольствие, тот другой должен, корчась на полу, выворачивать желудок горькой хмельной желчью под противную скользь соленой воды на щеках и выть от грудной, режущей боли.
тот другой - не юнги.
глухое ненавижу застревает поперек глотки рыбной костью, когда намджун рассыпается на атомы, вновь оставляя гнетущее одиночество.
~